2
Е. Н. ЭДЕЛЬСОНУ
Москва, 28 февраля 1848 г.
Мы, нижеподписавшиеся, Александр Николаевич Островский и Тертий Иванович Филиппов, будучи в здравом уме и твердой памяти, получили письмо твое сего 1848 года, февраля 27 числа и то письмо твое читали с великою радостью, что ты здоров и в Питер прибыл; все, слава богу, благополучно. А как ты уехал, то мы после тебя как провели сырную неделю, то тебе тотчас в точности отпишем. Пеовые дни после твоего отъезда мы соображали в различные часы дня, где ты - в Твери или в Валдае и т. д. Масленицу мы провели не очень весело, собирались раза три вместе, один раз у Немчинова, потом у Островского, наконец были в субботу в маскараде и видели всех твоих масок и ходили с ними. На другой день я, Филиппов, видел опять всех их у твоей тетушки. Потом встретились мы в Донском монастыре, но разговоров сколько-нибудь продолжительных или занимательных не имелось. Теперь опять мы, Филиппов и Островский, пишем тебе собча, что с нами случилось в Донском необычайное происшествие. Не помнишь ли ты (да впрочем как забыть-то!) твою прежнюю соседку Катерину Михайловну Прудникову. Ее-то увидели мы у мефимонов [? и долгое время разрывались пополам и бились об земь. Теперь маленечко стали мы как [бывало?] попокойней, а то беда просто. Особенно я, Филиппов, измучился в несколько дней, как леший, прости господи грехи. Уж я было думал, что дело принимает серьезный оборот, но через несколько дней волнение утихло, и я вправе был сказать в начале письма, что пишу тебе, будучи в здравом уме и твердой памяти.
По части чтения: Читали мы в "Отечественных записках" превосходнейший перевод (М. Достоевского) древней германской легенды. Если ты не читал, то советуем тебе исправить сию твою ошибку в наискорейшем времени. Это очень хорошее приобретение нашей литературы. Читали также мы "Сороку-воровку" и нашли, что эта повесть очень нехудожественна, да и по содержанию довольно бедная. Пиши нам, что ты читаешь и как находишь читаемое. Я думаю, что относительно этих двух вещей ты будешь решительно нашего мнения.
"Банкрута" и теперь занимаюсь последним актом. А я, Филиппов, занимаюсь теперь больше волокитством [...].
По части французского мятежа: Вероятно, об этом преступном происшествии ты имеешь кой-какие сведения, которые не могли до нас дойти, и потому мы тебя убедительно! просим передать нам все, что ты знаешь об нем, кроме напечатанного в "Петербургских ведомостях". Что касается до нас, то мы полны справедливого негодования против сего, столь противозаконного поступка и находим, что для этих французов нет ничего священного. Очень прискорбно, что алчная смерть отняла у нас незабвенного Николая Михаиловича Кайданова и что теперь некому уже описать столь разительно это богопротивное возмущение. А может быть, нам и, кроме шуток, придется негодовать на эти события: может быть благодаря им, приостановят поездки молодых людей за границу и тебе не удастся твое намерение.
Смесь: Немчинова мы еще не видали, но завтра он будет у Островского с Рюлем. Я, Филиппов, был вчера, т. е. 27 февраля, у Анны Яковлевны и видел там Катерину Алексеевну Впрочем, с ней я не говорил ничего особенного; вспомнили только про последний маскарад. Она почему-то очень необщительна.
В Университете нового только то, что Перевощиков ректором. Платон Степанович сегодня приходил прощаться и утешал студентов. "Я, говорит, не совсем вас оставляю, я буду на экзамены приходить к вам и т. д.".
Затем прощайте, любезнейший Евгений Николаевич, про себя скажем, что мы, слава богу, здоровы, только очинно скучно, чего и вам желаем.
Т. Филиппов.
Забыл тебе сказать, что я познакомился с твоим батюшкой.
Еще мне, Островскому, следует прибавить, что от этой самой от Прудниковой я умираю вот уже третий раз в жизни.
Примечания
"А. Н. Островский. Жизнь и творчество", 1949, стр. 148. Основной текст письма написан рукой Т. И. Филиппова и только приписка в конце и подпись - рукой Островского.
Шутливый тон письма является маскировкой сочувственного отношения к событиям французской революции 1848 г.
... превосходнейший перевод - "Рейнеке Лис" Гете в переводе М. Достоевского - ОЗ, 1848, № 2.
"Сороку-воровку" - повесть А. И. Герцена.
... отделываю "Банкрута". - Первоначально комедия "Свои люди - сочтемся" называлась "Несостоятельный должник", позднее - "Банкрут".