• Приглашаем посетить наш сайт
    Херасков (heraskov.lit-info.ru)
  • Трудовой хлеб.
    Действие третье

    Действие: 1 2 3 4

    Действие третье

    ЛИЦА:

    Корпелов.

    Наташа.

    Евгения.

    Копров.

    Грунцов.

    Чепурин.

    Маланья.

    Декорация первого действия.

    Явление первое

    Наташа стоит у окна, закрыв глаза платком. Евгения подле нее, Корпелов спит на диване.

    Евгения. Как ты страдаешь, бедная! Наташа, Наташа, голубушка, не плачь!

    Наташа. Не утешай меня, Женечка, мое горе очень велико. Оставь, пусть я плачу; хуже, как слез не будет.

    Евгения. Сядем работать.

    . Да, я стану работать, я много… дни и ночи буду работать; за работой скорей… позабудешь… Мне бы только дня два перемаяться, потом мне легче будет… я себя знаю. Вот нынче мне очень уж трудно.

    Евгения. Да ты не думай, Наташа, не думай!

    Наташа. Ты оставь меня! Милая, я ничего, я одна лучше. (Взглянув в окно.) Что это такое? Не кажется ли мне! Посмотри!

    Евгения. Это он.

    Наташа. Остановился… кланяется. (Кланяется в окно.) С Маланьей разговаривает… опять кланяется… уехал. Уж не сон ли я вижу! Что она там? Что она не идет?

    Маланья входит.

    Явление второе

    Корпелов, Наташа, Евгения, Маланья.

    Наташа (Маланье). Ну, что, что?

    (таинственно). Проехал.

    Наташа. Видели, видели. Что говорил?

    Маланья. «Ты, говорит, здешняя?» — «Здешняя», — говорю. «Знаешь Наталью Петровну?» — «Как же, мол, в услужении у них». — «Скажи», — говорит… (Оглядывается по сторонам.)

    Наташа. Да ну, ну!

    Маланья. «Скажи, говорит, чрез полчаса места заеду».

    Наташа. Еще что?

    Маланья. Он бы и еще, может, поговорил, да этот косоглазый хозяин подошел, — так и уехал.

    Наташа. Что это значит? Как понять? Пойдем, пойдем, надо мне хорошенько подумать.

    Евгения. Теперь об чем думать?

    . Нет, Женечка, надо обдумать хорошенько каждое слово; когда любишь, так долго ли ошибиться, увлечься. (Уходит.)

    Маланья. Вот он, хозяин-то, уж здесь, должно, опять за деньгами.

    Входит Чепурин.

    Явление третье

    Корпелов, Маланья, Чепурин, потом Грунцов.

    Маланья. Асаф Наумыч, Асаф Наумыч, проснись! Хозяин пришел.

    Чепурин. Не трожь! Я подожду.

    Маланья. Что ж ему валяться-то! Он уж это второй раз ложится. Асаф Наумыч, вставай! Он вчера на пирушке был в хорошем доме. Ты не смотри, что он такой забвенный; а с ним хорошие люди знакомы. Должно быть, переложил лишнее, вот теперь сном и отходит. Нет-то ничего милее на свете, как этот сон. Асаф Наумыч!

    Корпелов. А! Что? Аглая, пощади!

    Маланья. Хозяин…

    Корпелов. Хозяин? Ну, так я сплю, крепко сплю, — так и скажи ему.

    . Извольте почивать, я подожду.

    Входит Грунцов.

    Корпелов. А, он здесь? Ну, так скажи ему, что денег нет и я умер. (Закрывает глаза.) Видишь?

    Маланья уходит.

    Чепурин. Сохрани бог-с. Плакать заставите!

    Грунцов. Деньги есть.

    Корпелов. Деньги есть, так я ожил; не плачь, Чепурин.

    Грунцов (вынув деньги). Лишнее украшение и с цепочкой у Мурина гостить оставил, целей будут. Принял часы в десяти рублях, а выдал только восемь с полтиной, полтора рубля за сбереженье вычел. Вот тебе, domine, семь с полтиной!

    Корпелов. Получай, дому сему владыка!

    Чепурин

    Грунцов. Рубль остался и шевелится, не дает мне покоя. Была у меня мечта угостить тебя, domine, селянкой; а и конфеты еще за мной.

    Входит Евгения.

    Явление четвертое

    Корпелов, Чепурин, Грунцов, Евгения.

    Евгения. Принесли конфеты?

    Грунцов. Конфеты будут. (Показывая рублевую бумажку.) Вот он, видите? Трепещет в моей руке, ждет своей участи.

    Евгения. Насилу-то. Где это вам бог послал?

    Грунцов. Часы еврейскому языку учиться отдал.

    Корпелов. Юноша, а ты мечтал о селянке. Мне бы теперь сия снедь была зело полезна: я вчера хересом ошибся. Уж этот херес! Враг он мне: я еще в университете два раза за него в карцере сидел, да и память отшибает совсем.

    Грунцов (трагически).

    Корпелов. Юноша! изобрази себе в мечтах блестящий чертог Гурина, музыки гром, бежит половой, несет графинчик листовочки, пар от селянки.

    Грунцов. Два чувства борются во мне.

    Евгения. Какие это?

    Грунцов. Любовь и дружба.

    Евгения. Как вы смеете говорить: любовь? Кто вам позволил любить меня?

    Грунцов. Я сам себе позволил. Но когда человек обуреваем страстями, он должен призвать на помощь рассудок. Рассудок вот что говорит: у нас с вами есть еще пари на другой фунт конфет, что вы меня сегодня поцелуете; а так как я это пари непременно выиграю, то мы с вами поквитаемся.

    Евгения. Как вы смеете! Ах, сил моих нет! Какая уверенность!

    Грунцов. С вами мы поквитаемся.

    Евгения. Никогда, никогда!

    Грунцов(берет ведро) не сбегать ли за водой для чаю?

    Чепурин. И с меня гривенничек получите! (Вынимает портмоне.)

    Евгения. Нет, господа, извините, мы теперь чай пить не будем, мы ждем гостя. (Корпелову.) Дяденька, Наташа просит вас, чтоб вы ушли куда-нибудь на полчасика. Она бы и сама вам сказала, да очень расстроена и конфузится.

    Корпелов. Хорошо, хорошо, мы сейчас, мы мигом. Пойдем, юноша, селянку есть!

    Евгения уходит.

    Чепурин (Корпелову). Теперича я вас понял-с.

    Корпелов. Ну, что ж я, по-твоему?

    Чепурин. Самый ничтожный человек-с!

    . Что же ты, благодетель мой, ругаешься?

    Чепурин. Я вас принимал за ученого человека и всякое уважение и снисхождение вам делал; а теперь вижу, что ни ума, ни образования в вас нет, одно балагурство и даже ко вреду себе и людям.

    Корпелов. Ах ты, циклоп одноглазый!

    Чепурин. Вас гонят из дому, а вы и рады. Да вы кто же? Хозяин в семействе или нахлебник? Коли вас из-за хлеба, ради шутовства, держат, так вам и цена такая от людей!

    Корпелов. Засыпал он меня!

    Чепурин. Какой такой гость приедет? Известны вы о нем или нет? Не складней ли будет его гнать, чем самому бежать?

    Корпелов. Милый ты мой чухонец, как же я в чужое дело полезу?

    Чепурин. Да нешто она вам чужая? Да если и чужой у меня перед глазами тонет, я все-таки за ним в воду полезу.

    Корпелов. А коли он лучше нас с тобой?

    Чепурин. Так узнайте про него все доподлинно! Я-то его хорошо знаю. Всю Москву обегайте! Да прохлажаться-то нечего, сейчас надо за это приняться. Если он точно хороший человек, так пущай ездит, только чтоб не украдкой, а при вас, — это гораздо пристойнее. А если он не стоящий внимания, так возьмите орясину…

    . Я-то орясину? Да ты погляди на меня!

    Чепурин. На своем гнезде всякий силен. А если вы чувствуете себя, что так малодушны, так на то есть хозяин в доме; позовите меня, я из него отбивных котлет изготовлю.

    Корпелов. Юноша! Обижают меня!

    Грунцов. Нет, он прав; он скиф, но прав.

    Чепурин. Чем по трактирам-то бражничать, пойдемте лучше со мной, я вам все пути укажу.

    Грунцов. Domine, иди! А я в Сокольники сбегаю, мне богатое место обещали в отъезд.

    Уходят. Входят Наташа и Евгения.

    Явление пятое

    Наташа, Евгения, потом Маланья.

    Наташа. Ушли?

    Евгения. Ушли.

    Наташа

    Евгения. Ведро, самовар… конфузно как-то.

    Наташа. Нет, зачем конфузиться! это глупо. Чисто, опрятно, чего ж еще! Мы живем по средствам, трудами; нам и жить лучше нельзя. Он поймет, если у него ум есть. Ну, на какие деньги, на какие доходы мы с тобой можем иметь квартиру хорошую и разодеться по моде? Странно от нас и требовать этого. Бедно, действительно, да откуда ж, Женечка, богатства-то нам взять! Кто посмеет от нас требовать, чтоб у нас богато было! Чисто, опрятно — и довольно. Ты не конфузься, не теряй своего достоинства! Наша бедность — гордость наша! Мы ею гордиться должны. Милая Женечка, мы с тобой хорошие, добрые девушки; что мы бедны — мы не виноваты; забудь эти стены и представь себе, что мы королевны во дворце.

    Маланья (таинственно). Едет, едет!

    Евгения. Ах, милушка! Наташа!

    Наташа. Ну, ты уйди, сначала я с ним одна поговорю.

    Евгения уходит. Входит Копров.

    Явление шестое

    Наташа, Копров.

    Наташа. Здравствуйте!

    Копров (оглянув комнату). Здравствуйте!

    . Садитесь, пожалуйста.

    Копров садится.

    Давно возвратились?

    Копров. Нет, не очень, а впрочем, когда я… (Стараясь вспомнить.)

    Наташа. Забыли? Да вы ездили ль куда?

    Копров. Нет, не ездил.

    Наташа. Разумеется, признаться лучше. Так вы меня обманули?

    Копров. Обманул. Много я народу в это время обманул.

    Наташа. Вы меня обманули… Что ж вас привело теперь ко мне, я не понимаю.

    Копров. Да будет комедию-то играть, Наташа.

    Наташа Извините меня, я вам прежнего обращения позволить не могу. Вы меня раз обманули, так уж прежнее все кончено. Что же вам угодно?

    Копров. Ничего не угодно. Захотел посмотреть на вас, вот и все.

    Наташа. Захотели посмотреть? Это непонятно. Не знаю, как вам, а всем вообще порядочным людям обыкновенно бывает совестно смотреть на тех, кого они обманывают.

    Копров. Вы бы лучше меня не принимали; а уж от упреков и наставлений увольте.

    Наташа. Да это странно.

    Копров. Ничего странного нет. Целый месяц я прятался от людей, от ближних, от вас, ну, даже от света божьего, был как в тюрьме; вот вырвался на волю, и рад-радехонек, что могу опять всех видеть. Все так естественно и просто.

    Наташа. Зачем же вы прятались?

    Копров. Должен был много.

    Наташа. А от меня зачем?

    Копров. Чтоб вы не узнали правды. Объяснять вам, как я ошибся в расчетах, как запутались дела мои, как я влез по уши в долги, — это было бы и скучно и едва ли понятно для вас. Вы бы увидали только, что человек, который говорил вам о своем богатстве и обещал вам приятную жизнь, вдруг попался в чем-то, что нынче-завтра у него все опишут и самого посадят в долговое отделение: ну, значит, он виноват, он обманщик. Так обыкновенно судят у нас. Не лучше ль было решиться на разлуку с вами, а тем временем устраивать свои дела, платить долги. Так я и поступил; а уж вы судите меня как хотите.

    . Вы все долги заплатили?

    Копров. Нет, еще не все; но уж остались пустяки, которые меня не тяготят. Кроме того, у меня в виду выгодное дело. Ну, что ж, вы сердитесь на меня или нет?

    Наташа. Сержусь. Сами согласитесь, нельзя не сердиться, когда обманывают. Я не ангел.

    Копров. Да сердиться-то, пожалуй, сердитесь, только не переставайте любить!

    Наташа. Любить? Любить можно и не уважая человека и не веря ему… да ведь такая любовь — обида.

    Копров. Ну, так жалейте меня!

    Наташа. Я все еще не могу убедиться, действительно ли вы стоите сожаления.

    Копров. Конечно, стою. Что я перенес в этот месяц, я не могу вспомнить без ужаса. Доставать деньги, когда они нужны до зарезу, — это значит прямо обречь себя на всевозможные адские мучения. Не говорю уж, что я платил процентов два рубля за рубль, я должен был дрожать, трепетать, унижаться, плакать, чуть не в ноги кланяться перед самыми гнусными личностями.

    Наташа. Да, это ужасно.

    Копров. Я изломался, изуродовал себя нравственно, я готов был на всякие средства, чтоб только достать денег.

    . Вы прежде имели состояние, имели деньги?

    Копров. Имел очень много.

    Наташа. Отчего ж вы запутались?

    Копров. Оттого, что захотел иметь больше.

    Наташа. Зачем же вам больше?

    Копров. Затем, что больше — лучше.

    Наташа. А потом опять больше, и так далее, где же конец?

    Копров. Конца нет. Ведь совершенства тоже нет на земле, а все-таки всякий стремится к нему: умный желает быть умнее, ученый — ученее, добродетельный — добродетельнее; ну, а богатый желает быть еще богаче.

    Наташа. Зачем же так уж очень много денег?

    Копров. Чтоб иметь возможность удовлетворять всем своим потребностям. Потребности неудовлетворенные причиняют страдание, а кто страдает, того нельзя назвать счастливым. Например, у меня синяя коляска и серые лошади, вдруг мне понравится зеленая коляска и вороные лошади… Конечно, я не умру, если не куплю их сейчас же, но все-таки это причинит мне некоторое страдание. И я тогда только сочту себя покойным и счастливым, когда получу возможность иметь во всякое время всякую коляску, какая только мне понравится.

    . Значит, по-вашему, счастлив только очень богатый? Я с вами не согласна; можно быть счастливым и на небольшие, трудовые деньги.

    Копров. Ну, я, признаюсь, в трудовом хлебе особенной прелести не вижу. Либо я во вкус не вошел, либо вовсе не рожден быть ремесленником. Конечно, человек может до крайности умалить свои потребности, может приучить себя ко всяким лишениям, довольствоваться только одной коркой хлеба; но для кого ж тогда будут расти ананасы! Потребности животных однообразны: вода, сено, овес и никакого платья; а у людей разнообразны, и чем человек развитее, тем разнообразнее.

    Наташа. Такие рассуждения безнравственны.

    Копров. Постойте! Когда я вам обещал обеспеченное состояние, удовольствия и даже роскошь, вы не отказывались, не называли такую жизнь безнравственной; так не судите и других. Трудиться хорошо, но ведь тяжело?

    Наташа. Да, не легко.

    Копров. Обеспеченная жизнь приятнее?

    Наташа. Да, но потому только, что в нас мало…

    Копров. Почему бы то ни было, а ведь приятнее?

    Наташа. Конечно, приятнее.

    Копров. Ну, и довольно. Ваши мнения о трудовом хлебе я уважаю, их нельзя и не уважать, и, пожалуйста, не судите обо мне по моим словам; я очень скромен в моих желаниях. Дня через два-три мои волнения и хлопоты кончатся, я буду иметь ровно столько, сколько мне нужно, и ограничусь этим. Теперь, чтоб мое предприятие удалось вполне, мне нужна очень небольшая сумма.

    . Опять занимать?

    Копров. А как же иначе? На улице не найдешь.

    Наташа. И платить огромные проценты?

    Копров. Да уж не помилуют; ростовщики мягкостью сердца не отличаются.

    Наташа. Зачем же у ростовщиков занимать?

    Копров. Да у кого же больше? Кто дает деньги, тот и ростовщик. С удовольствием бы я занял у вас, например, да ведь у вас денег нет.

    Наташа. Нет, у меня есть деньги.

    Копров. Ну, какие деньги! Рублей сто — полтораста.

    Наташа. Гораздо больше.

    Копров. Уж и гораздо. А если и есть, так они вам самим нужны.

    . Да, эти деньги заветные.

    Копров. Всякие деньги бывают, а заветных я не видал. Покажите, пожалуйста, что за диковина такая.

    Наташа. Пожалуй, извольте! (Подходя к двери.) Женечка, поди сюда!

    Входит Евгения.

    Вот сестра моя Евгения Львовна. (Уходит.)

    Явление седьмое

    Копров, Евгения.

    Копров. Вы любите вашу сестру?

    Евгения. Ах, очень, очень, больше всех!

    Копров. Не может быть.

    Евгения

    Копров. Да что значит: больше всех? То есть вы ее любите больше, чем все другие?

    Евгения. Да.

    Копров. Или то, что вы ее любите больше, чем кого-нибудь другого?

    Евгения. Тоже да.

    Копров. А я думаю, что ни то, ни другое.

    Евгения. Почему же так?

    Копров. Во-первых, потому, что я люблю ее больше, чем вы.

    Евгения. Ну, уж сомневаюсь.

    Копров. А во-вторых, потому, что вы любите кого-нибудь больше, чем ее.

    Евгения. Это невозможно.

    . Много ль вам лет?

    Евгения. Двадцать.

    Копров. Ну, нечего и толковать. Какой он: брюнет или блондин?

    Евгения. Ах, что вы, что вы!

    Копров. Барин, чиновник, студент?

    Евгения. Да как вы можете?..

    Копров. Ну, студент, непременно студент. Как зовут? Аркадий, Валериан, Виктор?

    Евгения. Какой Виктор? Никакого Виктора нет.

    Копров. А, так проще: Карп, Сидор?

    Евгения. Уж будто непременно каждая девушка…

    . Да, непременно.

    Евгения. С вами говорить нет никакой возможности.

    Копров. Очень можно говорить со мной, надо только быть откровенней.

    Входит Наташа.

    Явление восьмое

    Копров, Евгения, Наташа.

    Наташа (подавая деньги). Вот какие деньги у меня!

    Копров. Хорошие деньги, отличные, но почему же они заветные?

    Наташа. Их нельзя тратить.

    Копров. Как нельзя? вы ошибаетесь. Кто вам сказал? Очень можно.

    Наташа. Я не имею права.

    . Да ведь это жалость, это неблагоразумно: держать деньги без всякой пользы. Хотите, я вам дам за них двадцать процентов в год?

    Наташа. Нельзя, я не могу отдавать их за проценты.

    Евгения. Она может отдать их даром.

    Наташа. Ах, Женечка, молчи, пожалуйста!

    Копров. Что за секреты у вас?

    Евгения. Да никаких секретов. Вы сейчас сказали, что любите Наташу.

    Наташа. Женечка!

    Копров. Да, люблю.

    Евгения. Так она может отдать вам эти деньги.

    Копров. Объясните, пожалуйста, эту тайну.

    . Да скажи, Наташа, чего ты конфузишься! А то я скажу.

    Наташа. Нет уж, оставь. Вот видите ли, это деньги моей маменьки.

    Копров. Значит, теперь ваши.

    Наташа. Только с условием: я их не могу тратить, а должна отдать…

    Евгения. Жениху. Вот вам и все.

    Наташа. Да… Вместе с рукой моей.

    Копров. Только-то? (Кладет деньги в карман.) Ну, так получите с меня расписку.

    Наташа (с изумлением). Как… расписку?..

    Копров

    Наташа. Но, Егор Николаич, говорите ясней!.. Ведь жизнь моя… вся жизнь от этого зависит… Мне нужно подумать.

    Копров. Думать не нужно, я денег назад не отдам.

    Наташа. Я бы желала говорить о таком деле серьезно, мне больно от ваших шуток.

    Копров(взглянув на часы). После успеем поговорить и серьезно, время от нас не уйдет.

    Наташа. Но прежде, нежели решиться, я бы желала знать всё…

    Копров. Что все-то? Ну, вот вам все: я опять богат по-прежнему, жизнь вас ожидает приятная, без трудов, с человеком, который вас любит. Ну что еще? Наташа, не приводи меня в отчаяние!

    Евгения

    Наташа. И уж этих… обманов не будет больше?..

    Копров. Ты меня обижаешь! На, возьми, пожалуй.

    Наташа (берет Копрова за руку). Не надо. (Подумав.)

    Копров (целуя ее руку). Благодарю, моя милая. Расписку я пришлю, а завтра заеду, — мы поговорим хорошенько. Ах, да, забыл! Вот тебе вперед проценты. (Вынимает из бумажника и дает сторублевую бумажку.) (Целует руку.) Прощайте, барышня, поклонитесь от меня своему студенту!

    Евгения. Какой студент! Никакого нет студента.

    Наташа (садясь). Не могу перевести дух.

    Евгения

    Наташа. Погоди, у меня кружится голова. Мне кажется, мы сделали что-то не то…

    Евгения. Ах, Наташа, да разве это не счастье! Ведь уж кончено.

    . Кончено ли?..

    Евгения. Да ведь уж деньги отданы, он взял.

    Наташа… Что ж я думаю!.. Неужели же…

    Евгения. Вот об чем думать-то: надо сшить поскорей платье или два, хорошеньких.

    Наташа. Да, да… надо, непременно надо. Я сейчас иду в город, так уж куплю себе и тебе. Дай-ка шляпу и бурнус!

    . Благодарю, милая. (Приносит шляпу и бурнус.)

    Наташа уходит. Входит Маланья.

    Явление девятое

    Маланья. Вот барина-то сейчас видно, по всему знать. Я и ручку у него поцеловала.

    Евгения. Об чем ты говоришь?

    . Да как же, помилуй, скажи, три рубля… Что я! Я и жалованья-то полтора рубля… Ну-ка! Вот вам давно бы так.

    Евгения. Ничего у тебя понять нельзя.

    Маланья… одна коляска чего стоит!

    Евгения. Он женится на сестре.

    Маланья. Уж я знаю, как соседям-то сказать! что меня учить!

    . Не соседям только, а в самом деле женится.

    Маланья. Разводи бобы-то!

    Евгения— поговорила и будет.

    Маланья. Уж вы кому другому очки-то вставляйте, а мы и так, слава богу, хорошо видим.

    Евгения. Да довольно, довольно.

    Явление десятое

    Евгения, Корпелов, Чепурин.

    Корпелов. Проводили гостя?

    . Проводили, дяденька; вы немножко не застали его.

    Корпелов. Жалко. (Громко.)

    Евгения. Она ушла платья покупать себе (с радостью) и мне.

    . Защеголяли? На какой радости?

    Евгения. Деньги есть, вот и защеголяли. И радость есть.

    Корпелов

    Евгения. Да ведь Егор Николаич женится.

    Корпелов. А, Чепурин! Он женится, а им радость! Какая вам радость, virgines, девицы?

    . Дяденька, что с вами? Поймите хорошенько: ведь Наташа выходит за него замуж. Уж это решено, кончено.

    Корпелов. Чепурин, понимай ты за меня! Я темен, obscurus sum.

    Чепурин Однако ловко он петли-то мечет.

    Евгения. Да что вы не верите! Ну, так я вам докажу сейчас.

    Чепурин

    Евгения. Ах, это смешно. Да Наташа сама долго отказывалась, я даже удивлялась на нее. Потом уж, когда он объяснил все свои дела, она и согласилась; он и руку у нее целовал, благодарил: ну и все покончили. Он уж теперь жених — как следует, совсем, совсем уж жених; вы кого увидите, всем так и говорите. Уж свадьба скоро, он и деньги взял.

    Корпелов. Какие деньги?

    . Ее деньги, которые ей оставлены, которые жениху…

    Чепурин (Корпелову). Дождались! Сберегли приданое! Уж лучше б вам пропить его; по вашей слабости оно простительнее было бы.

    . А!! Вот он как! Ну, так я с ним, с дружком… Я его! Я его!

    Чепурин. Поздно хватились.

    Корпелов

    Чепурин. И ничего этого не будет от вас.

    Корпелов. Молчи, мужик! Ты думаешь, что взять можно только медвежьей силой; я его силой слова, убеждением, я плакать его заставлю.

    . Не выдет-с.

    Корпелов. Я сам заплачу. Я ему нарисую эту картину-то, как умирающая сестра поручала мне дочь свою… Я бога призову во свидетели… Что? Мало ему этого? мало?.. Ну, так я… я… я сам буду умирать перед ним… Я умру… умру… и пусть он смотрит на меня, на мое мертвое лицо, на мои мертвые губы, на которых так и застынет проклятие. (Шатается.)

    (поддерживая Корпелова). Ах, брат, Асаф Наумыч!

    Корпелов (отталкивая Чепурина). (Выпрямляясь.) Так знай же, что страсть, что отчаяние дают силу. Я лев теперь… лев. Я его!.. (Идет к двери.)

    Евгения Возьмите, дяденька!

    Корпелов (вырвав шляпу). Прочь! Прочь! Сторонитесь! Все сторонитесь! Я его!.. Я его!

    Действие: 1 2 3 4

    Раздел сайта: