Сцена вторая
ЛИЦА:
Круглова.
Агния.
Ахов.
Ипполит.
Феона, ключница Ахова и дальняя родственница.
Маланья.
Декорация первой сцены.
Явление первое
Круглова (на диване), Феона (на кресле) пьют чай. На столе самовар. У двери стоит Маланья (подперши рукой щеку).
Круглова. Ты, Феонушка, от обедни?
Феона. От обедни, матушка.
Круглова. Где стояла?
Феона. В Хамовниках.
Круглова. А далеко ведь?
Феона… (Ставит чашку.)
Круглова (наливая). Пей еще!
Феона. Выпью, не обессудьте.
Маланья. А вот… в лени живущим все тяжело, которые ежели себя опущают. Другой раз поутру-то… так тебя нежит-томит… ровно тебя опоили, плоть-то эта самая точно в рост идет, по суставам-то ровно гудет легонечко… Не токма, чтобы какое дело великое, что по христианству тебе следует, а самовар, и тот лень поставить… все бы лежала.
Феона. А ты, девушка, блажь-то с себя стряхивай, — старайся! В струне себя норови… а то, долго ль, и совсем одубеешь. У нас так-то было с одной — вся как свинцом налитая сделалась. Ни понятия, говорит, ни жалости во мне ни к чему не стало.
Маланья. Само собой, что грехи… наши; а то я… про что же!
Феона. Пожила бы ты у нашего Ермила Зотыча. Он еще до заутрени чаю-то напился.
Маланья. Ишь ты, как его…
Круглова. Что ж у него за дело — спешное?
Феона. Да какое дело, окромя, что ворчать ходить да чтоб не спали? Ненавистник! Уж очень он за свою хлеб-соль обидчик! Его куском-то подавишься; он им тебя раз десять в день-то попрекнет. Кричит: «Я вас кормлю да жалованье плачу», а чужой работы не считает. Ему, кажись, кабы можно из рабочего дня-то два сделать, так он был бы рад-радостью. Вот и бродит спозаранку, и по двору бродит, и по саду бродит, по сараям, по конюшням бродит. Потом на фабрику поедет, там тоже только людям мешает: человек за делом бежит, а он его остановит, ругать примется ни за что; говорит: для переду годится. А с фабрики приедет, с детьми стражается — вот и все наши дела.
Круглова. Ты мне не говори; свой такой же чадо был. Один, видно, их портной кроит. Одна разница: мой-то нас мучил, мучил, да чуть не с сумой оставил; а ваш-то зарылся по горло в деньгах, и счет потерял, так и завяз там.
Феона. Да что и деньги-то! Только грех один. Хорошо, как в руки попадут, а то, кто его знает, что у него на уме. Один сын бежал из дому, Николай Ермилыч-то.
. Давно ли?
Феона. Бежал, матушка; бежал к теще. Еще на той неделе съехал. И кроткий человек, а не стерпел. Веришь ты, исхудал весь, ходит, да так всем телом и вздрагивает. Да и жена его, женщина молодая, измаялась совсем; в слезах встает, в слезах и ложится. Все старик их наследством попрекает. «Смерти моей, говорит, желаете, денег дожидаетесь, воли вам мало? Подождите, говорит, подождите; я с своими коплеными не скоро расстанусь; прежде я вас жить поучу, за свое добро над вами покуражусь так, что вы и деньгам не обрадуетесь».
Маланья. А и аспид же он у вас.
Феона. Аспид, как есть аспид. (Ставит чашку на стол.) Благодарю покорно.
Круглова. А еще?
Феона. Нет уж, вволю напилась, сколько хотенья было. Еще дома, приду, пить буду. Что ж делать от скуки-то? А сама что ж не пьешь?
Круглова. Уж мы с Агничкой напились. Это я так, с тобой балую. Маланья, убирай чай!
Маланья принимает самовар, поднос с чашками и уходит.
Феона. А вот Гриша у нас, другой-то, матушка…
Круглова. Знаю, знаю.
Феона. Не таков, озорноват; видно, в батюшку удался.
Круглова. Его-то хоть любит ли?
Феона— другого не найдешь. От этого от самого-то око-зрение у него притупилось. Как приедет откуда пьяный или привезут его, глаза вытаращит, как баран, уставится в одну сторону и давай перед отцом лбом в пол стучать. Тот его простит, а он опять закатится. Что жалоб на него было, что за него денег плачено! Вот недавно задурил; привезли его, из каких теплых местов, уж не знаю, только связанного. И двое побитых с ним, да одного, говорят, в Москве-реке топил. Ну, нечего делать, заплатил отец побитым за изъян, а тонущего, и которые его из воды тащили, еще и вином напоили, окромя денег. И сослал его отец на фабрику, чтоб держали там взаперти до усмирения.
Круглова. Эки дела! Как богатые-то купцы живут! Не позавидуешь и богатству-то их.
Феона. Что, матушка, в нем завистного! В этом богатстве-то чужих слез больно много, вот они и отзываются — до седьмого колена, говорят.
Круглова. Значит, старик-то теперь один; то-то он и повадился ко мне ходить.
Феона. Почитай, что один. Дом-то у нас старый княжеский, комнат сорок — пусто таково; скажешь слово, так даже гул идет; вот он и бродит один по комнатам-то. Вчера пошел в сумерки да заблудился в своем-то дому; кричит караул не благим матом. Насилу я его нашла да уж вывела. Это он со скуки к тебе бродит. Гришу-то опять с фабрики привезли, матушка, только больного. Доктор ездит, да еще старичок-раскольник ходит, живых линей ему к подошвам прикладывает. На фабрике-то у нас елехтор немец, Вандер, и такой-то злой пить, что, кажется, как только утроба человеческая помещает; и что ни пьет, все ему ничего, только что еще лучше, все он цветней да глазастей становится. Ну, а наш-то еще молод, и не перенес, и нашло на него ума помрачение. Стал выбегать на балкон да в мужиков из ружья стрелять. Само собой, что не своей волей он это творил. Может, они еще к нему в Москве приступили, да нам-то невдомек было. Стали, говорит, они кругом его сначала как шмели летать, а потом уж в своем виде показались, как им быть следует. И все-то он теперь от них прячется. Ох, пойти! А то сам-то, пожалуй, заругается.
Круглова. Посиди. Кто ж у вас делом-то правит?
Феона. Племянник, матушка.
Круглова. Ипполит?
Феона. Он, матушка, он, Аполит. И по конторе и по фабрике — все он.
Круглова. Каков он, парень-то, я давно у тебя хотела спросить.
Феона. Мученик, матушка, одно слово. Страстотерпец. Один за всех дело делает, покою не знает; а кроме брани, себе ничего не видит.
Круглова. Не пьет он?
Феона. И, что ты, матушка! Ни маковой росинки. А должно, что запьет, я так полагаю, надо быть, в скорости.
Круглова
Феона. Не стерпит, невозможно. У нас все одно: что честно себя содержи, что пьянствуй — все одна цена-то; от хозяина доброго слова не дождешься; так что за напасть, из чего себя сокращать-то. Прежде Аполит все-таки повеселее ходил, а теперь такой пасмурный, из всего видно, что запить сбирается. Ну, и деньгами бьется, бедный; положения ему нет, а что даст хозяин из милости.
Круглова. Эко, бедный, а!
Феона. Да ты что про него спрашиваешь-то? Аль сватаешь кого?
Круглова. А хоть бы и сватаю; разве дурное дело?
Феона. Кто ж говорит. Уж ты не свою ли?
Круглова. Что ж, и моя невеста.
Феона. Ну, вот дуру нашла; поверю я, как же! Что тебе за охота за подначального человека!
Круглова. Я и за хозяином была, да горе-то видела. Разумеется, попадется состоятельный человек, мы брезгать не станем.
Феона. Зачем брезгать! Да оно и по всему видно, что твоей птичке в золотой клетке быть.
Круглова. Ах, Феонушка, клетка — все клетка, как ты ее ни золоти.
Феона. Что-то наш старик уж очень стал твою дочку похваливать.
Круглова. Пущай его хвалит, нам убытку нет.
Феона. Что ж не похвалить! И всякий похвалит. Да блажной ведь он старичишка-то; говорит такое, что ему не следует. Ведь ему давно за шестьдесят, она ему во внучки годится. А он на-ко-поди, ровно молоденький.
. Что ты говоришь?
Феона. Будто ты его не знаешь? От него все станется.
Круглова. Ну, где же!
Феона. Да уж верно, коли я говорю. Не в первый раз ему Москву-то страмить. Он, было, и за богатеньких брался, ума-то у него хватило, да местах в трех карету подали; вот теперь уж другое грезит. «Изберу я себе из бедных, говорит, повиднее. Ей моего благодеяния всю жизнь не забыть, да и я от ее родных что поклонов земных увижу! Девка-то девкой, да и поломаюсь досыта».
Круглова. А ведь эти старики богатые только сами много мечтают о себе, а ума в них нет.
Феона. Нет, матушка, нет, один форс. А собьют с него форс-то этот самый, так он что твоя ворона мокрая. Ай, батюшки! Засиделась я.
Круглова. Прощай, Феонушка!
За сценой голос Агнии: «Ты не плачь, не тоскуй, душа-девица».
Феона. Это дочка, чай?
Круглова. Агничка.
Феона. Веселенькая какая, бог с ней.
Входит Агния.
Явление второе
Круглова, Феона, Агния.
Агния. Здравствуй, бабушка.
Феона
Агния. Что?
Феона. Воля. А вот, придет время, бросишь песенки-то.
Агния. Да я в неволю не пойду.
Феона. И рада б не пошла, да коли так предуставлено. Счастливо оставаться! Что вы меня не гоните! Прощайте! (Уходит.)
Агния садится к пяльцам и задумывается.
Круглова. Посоветуйся с матерью-то! Что ты все одна вздыхаешь! Я ведь тебе друг, а не враг.
Агния. Нет, маменька, боюсь расплачусь; а плакать что хорошего. (Работает.)
Круглова. Сказать тебе новость?
Агния. Скажите!
Круглова. Ты Ермилу Зотычу очень понравилась.
Агния. Ах! Убили!
Круглова (улыбается). Мое дело сказать тебе; а там уж, как хочешь.
Агния
Круглова. Воли я с тебя не снимаю.
Агния (работая). Покорнейше вас благодарю.
Круглова. Деньги никому еще на свете не надоели.
Агния. Еще бы!
Круглова. А как их нет, так и подавно.
Агния. Что и говорить!
Круглова. Ну, и почет тоже что-нибудь да значит.
Агния. Само собой.
Круглова. Завидный жених.
Агния. И спорить нечего.
Круглова. Стар только.
Агния. Ничего.
. Да нравом лют.
Агния. Это у него, бог милостив, пройдет.
Круглова. Да что ты вздурилась, что ли?
Агния. А что?
Круглова. Я таких речей от тебя прежде не слыхивала.
Агния. И я от вас не слыхивала. Коли вы шутите, ну, и я шучу; коли вы серьезно, и я серьезно.
Круглова. Я пошутила, да уж и не рада стала. Кто тебя знает, ты мудреная какая-то!
Агния. А вы не шутите в другой раз.
Круглова. А ну, как он, в самом деле, присватается?
Агния. Уж будто вы и слов не найдете?
Круглова. Слов-то как не найти!
Агния. Так чего же вам еще?
Круглова. А если он тебя спросит, ты что скажешь?
Агния«как маменьке угодно!»
Круглова. Ну, и ладно.
Входит Ипполит.
Явление третье
Круглова, Агния, Ипполит.
Ипполит. Наше вам почтение-с.
Круглова. Здравствуй, голубчик.
Агния молча слегка кланяется.
Садись, что стоишь!
Ипполит (садясь). Собственно, мне некогда-с; в момент надо при деле быть. За получением еду.
Круглова. Подождут.
Ипполит. С векселями ждут-то, а не с деньгами-с. Полчаса промешкал, и лови его в Красноярске.
Круглова
Ипполит. По направлению пути должен был мимо вас ехать, так счел за невежество не зайти.
Круглова. Ну, спасибо и за то. Что новенького?
Ипполит. Старое по-старому, а вновь ничего-с.
Круглова. Жалованья просить скоро будешь?
Ипполит. Как его просить, коли и заикаться не велели. Вот, что дальше будет, посмотрю.
Круглова. И дальше то же будет, коли зевать будешь. Приставай к горлу — вот и все тут.
Ипполит. Не на таких я правилах основан-с.
Круглова. Как хочешь! Я тебе добра желаю.
Ипполит. А при всем том, я об вашем разговоре подумаю-с.
Круглова
Ипполит. Сулит большое награждение. Только, если на него надеяться, надо будет при своей мечте в больших дураках остаться.
Круглова. В дураках-то бы ничего, как бы хуже не было!
Ипполит. Конечно, я за собой наблюдаю, сколько есть силы-возможности; а другой, на моем месте, давно бы в слабость ударился и сейчас в число людей, не стоющих внимания, попал. В младенчестве на брань и на волосяную расправу терпимость есть, все это как будто приличное к этому возрасту. А ежели задумываешь об своей солидности и хочешь себя в кругу людей держать на виду, и вдруг тебя назад осаживают, почитай что в самую физиономию! Обидно!
Круглова. Разумеется, обидно.
Ипполит. Ты, по своим трудам, хочешь быть в уважении и по всем правам полным гражданином, и вдруг тебя опять же на мальчишеское положение поворачивают, тогда в душе большие перевороты бывают к дурному.
Круглова. А кто тебя держит? Ты ведь не крепостной у него.
Ипполит. А куда же я пойду-с? На триста рублей в год и в лавку? И должен я лет пять биться в самом ничтожном положении. Когда же я человеком буду во всей форме? Теперь все-таки одно лестно, что я при большом деле, при богатом дяде в племянниках. Все-таки мне почет.
Круглова. Где? В трактире?
Ипполит. Хоша и в трактире.
Круглова
Ипполит. Может, он когда и войдет в чувство.
Круглова. Дожидайся от него чувства-то!
Ипполит. Я так понимаю, что мне с него тысяч пятнадцать по всем правам следует.
Явление четвертое
Агния и Ипполит.
Агния. Зачем же вы мне лгали вчера, что вы не боитесь хозяина?
Ипполит. Да уж очень обидно признаться-то-с. Ну, и говоришь про себя, как лучше, чтоб тебя за человека считали.
Агния. Вы трус, да и лгун еще. По вашему характеру, денег вы от хозяина не дождетесь, а вернее всего, что он сам вас прогонит.
Ипполит. Помилуйте, за что же? В таком случае, против его невежества можно и самому невежливым быть.
Агния. Давно бы вам догадаться.
Ипполит. Нешто вооружиться!
Агния. Вооружайтесь!
Ипполит
Агния. Чем же вы ему докажете?
Ипполит. Даже очень немногим-с. Вот и сейчас он в моих руках. (Показывает векселя.) Всему только делу остановка, что у меня совести довольно достаточно.
Агния. И хорошо, что ее достаточно. Человека бессовестного любить нельзя.
Ипполит. Хорошо, что вы мне это заранее сказали-с.
Агния. А вы не знали?
Ипполит. Почем же я могу ваш характер знать-с! Обыкновенно у женщин больше такое понятие-с, что хоть на разбой ходи, только для нее и для дому будь добычник.
Агния. Я воров не люблю, а другие, как хотят — не мое дело.
Ипполит. Значит, только из одного того, чтоб любовь вашу заслужить?
Агния. Не говорите мне о любви, пожалуйста!
Ипполит. Почему же так-с?
Агния. Я не хочу мальчика любить. Какой вы мужчина?
Ипполит…
Агния. Это ваше дело.
Ипполит. Ото всех в презрении.
Агния. Кто ж виноват?
Ипполит. Заместо того, чтоб мне от вас утешение…
Агния. Вас станут бить, как мальчишку, а я должна вас утешать! Да с чего вы выдумали?
Ипполит. Кто же меня пожалеет-с?
Агния. Мне-то что за дело! Смеяться над вами, а не жалеть.
Ипполит. После этого уж только помирать остается на моем месте.
Агния. Конечно, лучше.
Ипполит. Стало быть, вы обо мне очень низкого понятия?
Агния. Очень.
Ипполит. Однако, такой удар от вас! Я даже, как его перенести, не знаю.
Агния. Очень рада.
. И никакого, значит, к человечеству снисхождения?
Агния. И не ждите.
Ипполит. Однако же, влетел я ловко! Вот так обман для моих чувств! Ошибался я в своей жизни…
Агния (отирая слезы). Не вы ошиблись, я ошиблась. Уйдите, пожалуйста! Уйдите, говорят вам. Стыдно мне, взрослой девушке, не уметь людей разбирать. Меня никто не тянул к вам.
Ипполит. Но позвольте мне в свое оправдание…
Агния. Подите, подите!
Ипполит. Но, однако, хоть малость пожалейте!
Агния. Послушайте! Нынче же выпросите себе у хозяина хорошее жалованье или отходите от него и ищите другое место! Если вы этого не сделаете, лучше и не знайте меня совсем, и не кажитесь мне на глаза!
Ипполит. Это уж от вас последнее слово-с?
Агния. Последнее.
Ипполит. Ну, так я знаю, что мне делать-с. Я эту штуку давно в уме держу.
Агния. Делайте, что хотите, только честно.
Ипполит
Агния. Ваше дело.
Ипполит. Так прощайте-с!
Агния (кланяясь). Прощайте.
Ипполит. Стало быть, прощанье сухое будет?
Агния. Это что еще?
Ипполит. Хоша ручку-с.
Агния. Ни одного пальчика.
Входит Круглова.
Явление пятое
Круглова, Агния, Ипполит, потом Маланья.
Ипполит (Кругловой). Поддержите-с!
Круглова. В чем?
. Хочу с хозяином войну начинать.
Агния. Не заплачьте перед хозяином, вместо войны-то!
Ипполит. Что за насмешки-с! Нет уж, теперича душа моя горит.
Круглова. Да я-то тут при чем? Не понимаю, голубчик.
Ипполит. Чрез полчаса я вам объясню в точности.
Входит Маланья и молча вздыхает.
Агния. Каких чудес не бывает!
Ипполит. Да уж докажу себя перед вами.
Маланья. Дединька идет.
Круглова. Какой дединька?
Маланья (вздыхая). Сединький.
. Уж не хозяин ли?
Маланья. Должно, что хозяин. Да он и есть; что я говорю-то. (Уходит.)
Ипполит. Вот было попался.
Круглова. Пройди чрез мою комнату, и не встретитесь.
Ипполит уходит в комнату Кругловой. Круглова встречает в передней Ахова и входит вместе с ним.
Явление шестое
Круглова, Агния, Ахов.
Круглова. Пожалуйте, Ермил Зотыч! Милости просим!
Агния кланяется.
Ахов. Да! Милости просим! Милости просим! За что нас везде любят? Везде: «милости просим!»
Круглова. Ты думаешь, за богатство за твое?
Ахов. Притворяйся еще! Что ни толкуй, Федосевна, а против других отличка есть?
Круглова
Ахов. Бедный человек пришел, хочешь — ты им занимаешься, хочешь — прогонишь, а богатый хоша бы и невежество сделал, ты его почитаешь. (Указывая на Агнию.) Работает?
Круглова. Работает.
Ахов. Да! Это хорошо.
Круглова. Для скуки.
Ахов. А много ль ей годов? Все я не спрошу у тебя.
Круглова. Двадцать лет.
Ахов. Еще не стара. (Тихо.) Об женихах думает?
Круглова. Ну, какие женихи без приданого?
Ахов. Таким бог невидимо посылает.
Круглова. Что-то не слыхать.
Ахов… за добродетель. Особенно, которые кроткие, покорные, вдруг откуда ни возьмется человек, чего и на уме не было, об чем и думать-то не смели.
Круглова. Бывает-то бывает, да очень редко.
Ахов. Молиться нужно хорошенько, — вот и будет.
Круглова. Да и то молимся.
Ахов. К Пятнице Парасковее ходила?
Круглова. Ходила.
Ахов. Ну, и жди. Только ты уж с покорностью; посватается человек, особенно с достатком, сейчас и отдавай. Значит, такое определение. А за бедного не отдавай.
Круглова. Что за крайность!
Ахов. Мало ли дур-то! Выдать недолго, да что толку! Есть и такие, которые совсем своего счастья не понимают через гордость через свою.
Круглова. Мы не горды.
Ахов. Да чем вам гордиться-то! Богатый человек, ну, гордись, превозносись собой: а твое дело, Федосевна, только кланяйся. Всем кланяйся, и за все кланяйся, что-нибудь и выкланяешь, да и глядеть-то на тебя всякому приятнее.
Круглова. Спасибо за совет! Дай бог тебе здоровья.
Ахов. Верно я говорю. Ты сирота и дочь твоя сирота; кто вас призрит, ну, и благодетель, и отец родной, ну, и кланяйся тому в ноги. А не то, чтобы, как другие, от глупости чрезмерной, нос в сторону от благодетелев.
Круглова
Ахов. Ты-то знаешь, тебе пора знать; тоже школу-то видела при покойном. Страх всякому человеку на пользу; оттого ты и умна. А вот молодые-то нынче от рук отбиваются. Ты свою дочь-то в страхе воспитывала?
Явление седьмое
Агния, Ахов.
Ахов. Ну, об чем же мы с тобой говорить будем?
Агния. Об чем хотите.
Ахов. Ты закон знаешь?
Агния. Какой закон?
Ахов. Обыкновенно, какой, как родителев почитать, как старших?
Агния. Знаю.
Ахов. Да мало его знать-то, надобно исполнять.
Агния. Я исполняю: я все делаю, что маменьке угодно, из воли ее не выхожу.
Ахов. Вот так, так. Что мать только тебе скажет, от самого малого и до самого большого…
Агния. Да, от самого малого и до самого большого…
Ахов. Вот за это люблю.
Агния. Покорно вас благодарю.
Ахов. Да еще как люблю-то! Ты не гляди, что я стар! Я ух какой! Ты меня в скромности видишь, может, так обо мне и думаешь; в нас и другое есть. Как мне вздумается, так себя и поверну; я все могу, могущественный я человек.
Агния. Приятно слышать.
Ахов. Ты слыхала ль, что есть такие старики-прокураты, что на молоденьких женятся?
Агния. Как не слыхать! Я слыхала, что есть такие и девушки, которые за стариков выходят.
Ахов
Агния. Нет, не все одно. Старику приятно жениться на молоденькой, а молоденькой-то что за охота?
Ахов. Ты этого не понимаешь?
Агния. Не понимаю.
Ахов. Ну, я тебе растолкую.
Агния. Растолкуйте!
Ахов. Вот ты, например, бедная, а пожить тебе хочется; ну, там, как у вас, по-женски? Салоп, что ли, какой али шляпку, на лошадях на хороших проехать, в коляске в какой модной.
Агния. Да, да. Ах, как хорошо!
Ахов. Ну, вот то-то же! Я душу-то твою всю насквозь вижу; что на уме-то у тебя, все знаю. Вот и думаешь: «выйду я за бедного, всю жизнь буду в забвении жить; молодой да богатый меня не возьмет; дай-ка я послушаю умных людей да выйду за старичка с деньгами». Так ведь ты рассуждаешь?
Агния. Так, так.
Ахов. «Старик-то мне, мол, за любовь мою и того, и сего». (Очень серьезно.) Какие подарки делают! Страсть!
Агния. Неужели?
Ахов. Тысячные, я тебе говорю, тысячные! Еще покуда женихами, так каждый вечер и возят, и возят!
Агния. Вот жизнь-то!
Ахов. Да это еще что! А как женится-то, вот тут-то жене житье, тут-то веселье!
Агния. Да, да.
Ахов. Что? лестно?
Агния. Как же не лестно! Ни горя, ни заботы, только наряжайся.
Ахов
Агния. Очень весело. Да и то еще приятно думать, что вот через год, через два муж умрет, не два же века ему жить; останешься ты молодой вдовой с деньгами на полной свободе, чего душа хочет.
Ахов. Ну, это ты врешь; сама, может, прежде умрешь.
Агния. Ах, извините!
Ахов. Ты все хорошо говорила, а вот последним-то и изгадила. Ты этого никогда не думай и на уме не держи. Это грех, великий грех! Слышишь?
Агния. Я и не буду никогда думать; это так, с языка сорвалось. Я стану думать, что молодые прежде умирают.
Ахов. Да, ну вот так-то лучше.
Агния. Вы, пожалуйста, этого маменьке не говорите.
Ахов. Что, боишься?
Агния. Боюсь.
Ахов. Это хорошо. Страх иметь — это для человека всего лучше.
Агния. А вы имеете?
Ахов. Да мне перед кем? Да и не надо, я и так умен. Мужчине страх на пользу, коли он подначальный; а бабе — всякой и всегда. Ты и матери бойся и мужа бойся, вот и будет тебе от умных людей похвала.
Агния. Чего лучше.
Входит Круглова.
Явление восьмое
Агния, Ахов, Круглова.
Ахов. Ну, теперь я вас понял обеих, что вы за люди.
Круглова. И слава богу, Ермил Зотыч.
Ахов . Я теперь у вас запросто; а ужо к вечеру ждите меня гостем, великим гостем.
Круглова. Будем ждать.
Ахов. Ты не траться очень-то! Зачем?
Круглова. Это уж мое дело.
Ахов. Думала ли ты, гадала ли, что я тебя так полюблю?
Круглова. И во сне не снилось.
Ахов. Ну, прощайте! Покуда что разговаривать! Будет время. (Агнии.) Прощай, милая!
Агния. Прощайте, Ермил Зотыч!
Ахов и Круглова подходят к двери.
Ахов. А дочь у тебя умная.
Круглова. И я ее хвалю.
Ахов. А ведь другие есть… наказанье! Мать свое, она — свое. Никому смотреть не мило. (Агнии.) — уж тут перст видимый!
Агния. Конечно.
Ахов. Ну, прощайте! (Уходит и возвращается.) Ты каким это угодникам молилась, что тебе такое счастье привалило?
Круглова. За простоту мою.
Ахов уходит.
Явление девятое
Круглова и Агния.
Круглова. Была ль я жива, уж не знаю.
Агния. Кабы вы послушали, он мне тут горы золотые сулил.
Круглова. Про горы-то золотые он мастер рассказывать, а про слезы ничего не говорил, сколько его жена покойная плакала?
Агния. Нет, промолчал.
Круглова. А есть что послушать. Дома-то плакать не смела, так в люди плакать ездила. Сберется будто в гости, а сама заедет то к тому, то к другому, поплакать на свободе. Бывало, приедет ко мне, в постель бросится да и заливает часа три, так я ее и не вижу; с тем и уедет, только здравствуй да прощай. Будто за делом приезжала. Да будет тебе работать-то!
Агния. И то кончила. (Покрывает работу и уходит.)
Явление десятое
Круглова, Ипполит, потом Маланья.
Ипполит. Скоро я слетал-с? А еще в Московский забежал, два полуторных коньяку протащил.
Круглова. Это зачем же?
Ипполит. Для куражу-с. Как на ваш взгляд-с, ничего не заметно?
Круглова. Ничего.
Ипполит. Ну, и ладно. А кураж велик! Выпил на полтину серебра, а смелости у меня рублей на десять прибыло, коли не больше.
Круглова. Купленная-то смелость ненадежна.
Ипполит. Коли своей мало, так за неволю прикупать приходится. Позвольте-ка я в зеркало погляжусь. (Оправляется перед зеркалом.) Ничего, все в аккурате. Прощайте-с! Может, со мной что неладно будет, так не поминайте лихом!
Круглова
Ипполит. Никаких глупостей! Однакож, и так жить нельзя. Давешние слова вашей дочки у меня вот где! (Ударяет себя в грудь.) Да вот что! Поберегите это покудова! (Подает толстый пакет.)
Круглова. Что это? Деньги?
Ипполит. Деньги-с.
Круглова. Не возьму, не возьму, что ты! Может, это хозяйские?
Ипполит. Не ваше это дело-с! Мои собственные.
Круглова. Еще с тобой в беду попадешь.
Ипполит. Да помилуйте, нешто у меня духу достанет вам неприятное сделать! Я на себя не надеюсь, человек пьяный, отдам вам под сохранение на один час времени. А там мои ли, хозяйские ли, вам все одно.
Круглова. Не возьму.
. Эх! Не понимаете вы меня. Я сейчас оставлю у вас деньги, явлюсь к хозяину: так и так, потерял пьяный. Что он со мной сделает?
Круглова. Ишь, что придумал! Нет, уж ты меня не путай!
Ипполит. Так, не возьмете?
Круглова. Ни за что на свете.
Ипполит. А коли так-с… Маланья, ножик!
Круглова. Что ты! Что ты!
Маланья подает нож и уходит.
(берет нож). Ничего, не бойтесь! (Кладет нож в боковой карман.) Только и всего-с.
. Что от тебя будет, смотрю я.
Ипполит. А вот что-с! У вас рука легка?
Круглова
Ипполит. Пожалуйте на счастье! (Берет руку Кругловой.) Только всего-с. Прощенья просим.
Круглова. Напрасно мы его давеча подзадоривали на хозяина. Эти головы меры не знают: либо он молчит, хошь ты его бей, либо того натворит, что с ним наплачешься. Пословица-то эта про них говорится: заставь дурака богу молиться, так он себе лоб разобьет. (Уходит.)