А. Н. Островский и И. И. Панаев
Панаев Иван Иванович (1812–1862) – писатель, журналист, литературный и театральный критик, один из редакторов «Современника».
Пути Островского и Панаева пересеклись в молодые годы. Впервые Панаев услышал об Островском в начале 1850 года во время одного из чтений в Петербурге комедии «Банкрут». В. А. Соллогуб вспоминал: Панаев «ходил как помешанный на другой день после чтения комедии Островского ”Свои люди – сочтемся!”, прокричал об этой комедии во всех салонах и устроил у себя вечер чтения ее».
«Заслуги его для нашего театра неисчислимы. Русский театр в настоящую минуту живет, за исключением бессмертных ”Горя от ума” и ”Ревизора” и некоторых гоголевских пьес, только одними произведениями г. Островского. Если бы не г. Островский (надо быть откровенным), в русский театр почти незачем было бы заглядывать, потому что в театре невозможно пробавляться тремя или четырьмя пьесами, которые уже вся Россия знает наизусть, а с одним драматическим хламом из переделок и так называемых оригинальных театр существовал бы только по имени», – писал Панаев в 1857 году.
«Новый поэт» неоднократно высказывался о творчестве Островского. В комедиях «москвитянинского» периода Панаев восхищался характерами Русакова, Бородкина, Любима Торцова. В то же время Панаев говорил, что произведения Островского, «всегда задуманные более или менее верно и обнаруживающие в частностях истинный талант, в целом поражают какой-то странною и необъяснимою неоконченностью и небрежностью».
Бесспорным для Панаева оставалось то, что во всех сочинениях драматурга он находил «много правды». «Для меня, – заявлял Панаев, – по крайней мере, очевидно, что вся симпатия автора ”Свои люди – сочтемся!”, ”Бедной невесты”, ”Бедность не порок” и, наконец, ”В чужом пиру похмелье” на стороне благородных, честных и прямых натур, затертых и забитых окружающею их дикою и грубою действительностью; что автор не проходит равнодушно мимо падшего человека, а поднимает его из позора и показывает, что и в глубоко падшем, в нищем и оборванце может таиться под грязными лохмотьями много прекрасного и человеческого и что такого рода бедняки заслуживают не гордого презрения, а теплого участия».
Панаев не ограничивался литературно-критической оценкой пьес Островского. Он был автором многочисленных театральных рецензий, уделял большое внимание актерскому исполнению ролей в пьесах Островского. Оценивая спектакль по пьесе «Бедность не порок» Александринского театра, говорил, что Самойлов в роли Любима Торцова вложил мало любви и теплоты в свою игру». П. Садовским, исполнившим ту же роль в Малом театре, он остался доволен. Остался доволен он игрой Мартынова в роли Брускова в «В чужом пиру похмелье». Высоко оценил «Доходное место», написав в 1857 году: «Чудное наслаждение доставила нам эта пьеса!»
«Современнике» откликнулся на «Грозу» еще до появления ее в печати, по впечатлению от спектакля Александринского театра, потрясенный игрой Мартынова в роли Тихона. Он писал, что пьеса эта «принадлежит к замечательным явлениям русской литературы и по мысли, заключающейся в ней, и по выполнению». Главное, что привлекло критика в трагедии Островского – поэтичность пьесы. Называя Катерину «удачнейшим женским характером», самым поэтичным из всех созданных Островским, Панаев писал: «А отыскать поэзию в том быту, в котором родилась Катя, – нелегкое дело! Для этого, кроме таланта необходимо глубокое знание народного быта, серьезное проникновение в этот быт, и что важнее всего – любовь к русскому человеку». Панаев откликнулся и на присуждение Островскому за «Грозу» Уваровской премии.
«Петербургская жизнь» в «Современнике» он откликнулся на участие драматурга в популярных тогда литературных чтениях в зале Пассажа: «Чтение г. Островского, исполненное просты, достоинства, без всякого драматизирования и актерских выходок, произвело самое благоприятное впечатление на слушателей».
«Старый друг лучше новых двух» и «Свои люди – сочтемся!» относятся к 1860 и 1861 гг.. Они свидетельствуют о положительном отношении критика к творчеству А. Н. Островского.
Ожимкова В. В.