А. Н. Островский и Д. В. Григорович
Дмитрий Васильевич Григорович(1822–1899) хорошо известен историкам словесности и широкому читателю как автор хрестоматийных очерков, рассказов и повестей "Петербургские шарманщики" (1844), "Деревня" (1846), "Антон Горемыка" (1847), "Гуттаперчевый мальчик" (1883). Современники видели в нем первого – по значимости – бытописателя крепостной Руси, гуманно, правдиво и ярко показавшего горькую жизнь мужика. Именно в этом, считали они, состоит неумирающее значение и смысл всей его деятельности.
Время знакомства Григоровича и Островского точно неизвестно. Сведения об их встречах очень скупы. Но в своих воспоминаниях Григорович пишет, что он впервые встретился с Островским после знакомства с произведениями «Банкрот» и «Не в свои сани не садись» в один из своих приездов в Москву. Навестив Островского, Григорович был удивлен: компания, или как он позднее назвал «шайка», которая находилась в это время в доме драматурга (Алмазов, Эдельсон, Григорьев, Горбунов), – встретила его довольно прохладно.
«На меня смотрели как на человека упавшего с луны и выдающему за новость то, что давно известно целому свету; похвалы мои двум комедиям выслушивались как младенческий лепет, как жалкое запоздалое эхо того восторга, который давно пробуждал гений Островского. Равнодушие слушателей сопровождалось даже оттенком иронии, улыбками и взглядами, которыми обменивались присутствующие. Один из них сообщил мне впоследствии, что неблагоприятному впечатлению способствовали не только неумеренная живость, с какою я передавал мои впечатления, но даже моя одежда, клетчатые панталоны и штиблеты, прикрывающие мои лаковые башмаки. В их глазах я собственно как литератор представлял мало интереса; во мне видели только петербургского франта, олицетворение жителя Петербурга, – города, в котором вообще нет разумного спокойствия; фраза эта была изобретена лицами из кружка Островского», – писал позднее Григорович.
– Григорович не смог простить к себе такого отношения со стороны друзей Островского. И когда представилась возможность «насолить» Островскому, он не упустил такой возможности. Он был в числе тех, кто поддержал слухи о плагиате Островского.
«Современник», когда было заключено «обязательное соглашение» о сотрудничестве четырех довольно известных писателей: Островского, Тургенева, Л. Толстого, Григоровича.
«генеральном обеде», Григорович вдруг при всех обнял Островского и быстро заговорил: «Душечка, душечка Островский, так ты на меня не сердит, скажи, не сердит? Пусть я сплетник, пустой человек, пусть, душечка, так, – обратился он ко всем сидящим за столом, – только вы простите меня. Простите или нет? Если нет, так уж, душечки, уеду в Италию, приму католическую веру, буду валяться под чинарами да питаться апельсинчиками». Оказавшись таким неожиданным образом в дружеских объятиях Григоровича, драматург все простил своему обидчику. Тогда же у фотографа Левицкого (Львова-Левицкого) участники «обязательного соглашения» сфотографировались на память. Фотография эта ныне довольно известна.