В январе-феврале 1849 года двадцатипятилетний Александр Николаевич Островский (1823-1886) вместе с приятелем, будущим переводчиком и литературным критиком Евгением Николаевичем Эдельсоном (1824-1868), посетил Сызрань и Самару. А. Н. Островский был тогда начинающим драматургом, опубликовавшим в 1847 году в газете "Московский городской листок" два небольших драматических произведения - "Несостоятельный должник" и "Картины семейного счастья", а также очерк "Записки замоскворецкого жителя".
С 1846 года Островский работал над первой крупной пьесой из жизни купечества "Банкрот" (впоследствии "Свои люди - сочтемся") и практически завершил ее незадолго до поездки. Александр Николаевич имел чин коллежского регистратора и служил в канцелярии Московского коммерческого суда. Как драматург он еще не был широко известен.
Поездка А. Н. Островского в Симбирскую губернию не относилась к его службе. Взяв в суде в январе 1849 года двадцатидневный отпуск, Островский выехал в качестве частного поверенного Екатерины Алексеевны Хардиной (1821-1894), самарской помещицы, проживавшей в Москве.
Екатерина Алексеевна, дочь отставного казачьего офицера, прапорщика А. С. Жданова (1781-1829), жила в детстве и юности в Самаре, в 1839 году была выдана замуж за Хардина Андрея Николаевича (р. 1805 года), самарского помещика, выпускника Казанского университета 1826 года, отставного штаб-ротмистра, бывшего в 1838-1842 годах самарским уездным судьей, но рано (до мая 1845 года) умершего.
Во второй половине 40-х годов Е. А. Хардина живет в Москве. С 1848 года у нее сложились близкие отношения с Е. Н. Эдельсоном. В январе 1851 года он вступил с Екатериной Алексеевной в брак.
А. Н. Островский познакомился с Е. А. Хардиной не позднее февраля 1848 года через Эдельсона. Будучи женой Эдельсона, Екатерина Алексеевна в 50-х - 60-х годах вошла в круг друзей Островского и пользовалась в нем большим уважением. Островский не раз посылал ей свои новые произведения с дарственными надписями. Высокие личные качества Екатерины Алексеевны - "... истинно честная душа, честнее и благороднее всех нас", отмечал в 1857 году в письме к Е. Н. Эдельсону друг его и Островского поэт и критик, А. А. Григорьев. [9, с. 186]
Но вернемся к интересующему нас периоду конца 1840-х годов. Екатерина Алексеевна после смерти отца, самарского и казанского помещика, получила в наследство имения в Самарском и Чистопольском уездах. Управляла ими до 1840 года на правах опекунши, а позднее, по доверенности Е. А. Хардиной, ее мать Анастасия Ивановна Жданова, урожденная Мясникова (1795-1870).
В 1848 году Е. А. Хардина решила обратить свою долю наследства в деньги. Она договорилась с матерью и дедом, Иваном Матвеевичем Мясниковым, сызранским купцом 2-й гильдии, что после их родственных денежных взаиморасчетов она передаст имение в собственность матери. В ином случае, Екатерина Алексеевна продаст свое имение.
Поручения Е. А. Хардиной по реализации этой договоренности и выполняли в январе-феврале 1849 года А. Н. Островский и Е. Н. Эдельсон. Однако, это было непосредственной, но не единственной и, может быть, не главной целью поездки Островского. Во всяком случае, как пишет в своих воспоминаниях его самарская знакомая В. З. Воронина, над появлением Островского в Самаре в качестве" дельца", он и Эдельсон "очень смеялись". [14, с. 514] Главным было то, что Островский взял с собою почти законченную рукопись "Банкрота", по-видимому, с целью прочитать ее людям, хорошо знакомым с купеческим бытом. Несомненно, Островского привлекала возможность в Сызрани и Самаре в ходе деловых и иных встреч поближе познакомиться с нравами провинциального купечества, дворянства, чиновничества.
дней вели с ним переговоры. Эдельсон в письмах к Е. А. Хардиной сообщал о ходе переговоров, в которых активно участвовал и Островский. Эдельсон писал Хардиной: "... Островский объяснил ему (И. М. Мясникову - А. Н.) содержание условий: что вы обязываетесь в известный срок передать имение матери по получении от него денег..." [5, л. 6 об.] Для Островского, работавшего над пьесами из жизни купечества, общение с Мясниковым, полагаем, оказалось интересным.
Дед Е. А. Хардиной в денежных делах проявил лицемерие и необязательность. Эдельсон писал 22 января Екатерине Алексеевне об Иване Матвеевиче: "... Сначала он говорил нам, что у него нет денег и не будет до 10 февраля, потом добавил, что денег у него наличных много, но в золоте и сериях, и ему почему-то кажется неудобным платить и тем и другим". [6, л. 2 об.]
В следующем письме, от 28 января, Эдельсон пишет Хардиной о новом повороте в поведении ее деда: "Мысль расстаться вдруг с такой суммой денег, которую он должен заплатить Вам, совершенно его задавила. Сначала он говорил нам, что не может заплатить всех денег, но в последний визит объявил, что он и не обещал Вам даже этого, и хотел только выслать еще несколько денег и заплатить проценты". [5, л. 6]
Говоря о деле, дед пытался вмешаться и в личную жизнь Е. А. Хардиной. По словам Эдельсона, "дедушка сердит главнейшим образом тем, что Вы живете в Москве, а не в Казани или где-нибудь поближе". [6, л. 3]
В то же время, дед был весьма сентиментальным человеком. М. Н. Островский, хлопоча по делу Хардиной в мае 1849 года в Сызрани, умело защищал ее перед дедом. Беседуя с ним, дед прослезился, воскликнул: "Лебедушка моя, как же на тебя лгали". [6, л. 61 об.] Однако, денег, обещанных внучке, так и не выделил.
Двухэтажный каменный дом И. М. Мясникова в Сызрани, в котором был А. Н. Островский, стоял в самом центре города, недалеко от Кремля, в первом полуквартале, в приходе церкви Казанской Божьей Матери.
Переговоры в Сызрани не дали нужного результата. Островский и Эдельсон ночью 23 января из Сызрани направились в Самару, куда прибыли 25 января 1849 года. Поездка в Самару, независимо от хода дела в Сызрани, планировалась еще в Москве. С дороги из Москвы в Сызрань, 17 января, Эдельсон писал Хардиной: "Пишите в Самару, потому что там, вероятно, письмо ваше застанет нас". [6, л. 1]
В Самаре через три дня состоялась встреча с А. И. Ждановой, приехавшей из имения для обсуждения дела. Переговоры с Анастасией Ивановной вел один Островский. Вот как об этом писал Эдельсон Е. А. Хардиной 1 февраля 1849 года: "В пятницу (28 января - А. Н.) явился к нам вечером бывший управляющий Настасьи Ивановны с приглашением пожаловать к ней... Был один Александр Николаевич и получил приглашение обедать на другой день. Он Вам сам расскажет об этом свидании, интересном во многих отношениях. Положено было, что Настасья Ивановна заплатит только 25000, а на остальные совершены будут срочные условия с неустойкой" [б, л. 5].
Однако, эта договоренность не была выполнена, и в Самаре Островскому и Эдельсону не удалось добиться успешного решения дела Е. А. Хардиной, хотя они и пробыли здесь дольше, чем предполагали, и вернулись в Москву лишь 18 февраля 1849 года.
Возвратившись в Москву, А. Н. Островский продолжал интересоваться ходом дела Хардиной. По-видимому, не без его влияния, этим делом занялся его брат Михаил Николаевич (1827-1901), служивший по окончании Московского университета с апреля 1849 года в канцелярии симбирского губернатора.
Самара в 1849 году была еще уездным городом Симбирской губернии; оставалось менее двух лет до ее преобразования в губернский. Образованное общество состояло из чиновников и помещиков; последние съезжались на зиму в Самару, многие из них имели свои дома в городе.
А. Н. Островский и Е. Н. Эдельсон бывали в различных домах Самары по делам, почти ежедневно приглашались на обеды и вечера. Такое времяпрепровождение для Островского и Эдельсона было необычным. Перечислив свои с Островским посещения в Самаре званых обедов и вечеров, Эдельсон с юмором писал Е. А. Хардиной: "Жизнь здесь по такой разгульности становится опасною для нас, скромно в своем тесном кружке живших в Москве...". [5, л. 7]
В некоторых самарских домах Островского и Эдельсона рассматривали как потенциальных женихов. Эдельсон писал 1 февраля Хардиной: "Настасья Ивановна уже при первом свидании намекнула Александру Николаевичу, что есть хорошие невесты, один купец также укорял его в безбрачии. Мне еще не было говорено ничего подобного, но я думаю, что если пожить здесь подольше - женят насильно". [6, л. б об.]
Портрет Островского 1849 года неизвестен. Описание его внешности того времени оставила В. З. Воронина: "... Бледный, высокий, тонкий, с большим лбом и совсем прямыми, белокурыми волосами, молодой человек". Она же отмечает манеру Островского "говорить несколько в нос" и привычку "держать большой палец в верхней бутоньерке фрака". [14, с. 514]
Самарцы, встречавшиеся с А. Н. и М. Н. Островскими, отмечали сходство манер обоих братьев. "Здесь (в Самаре -А. Н.) все, которые тебя помнят, уверяют, что мы похожи не столько лицом, сколько манерами", - писал М. Н. Островский брату в письме от 29 июня 1849 года. [3, л. 2]
О впечатлении, произведенном на Михаила Николаевича самарским обществом, узнаем из того же письма: "Что тебе сказать про здешнее самарское общество? Ты знаешь его сам; радушие развито здесь до последней степени... Грустно было расставаться с этим веселым, добрым, радушным городом". [3, л. 2 об.]
Е. Н. Эдельсон в письме Е. А. Хардиной из Самары, от 28 января 1849 года, сообщал о себе и Островском: "В первый же день нашего приезда мы обедали у Путиловых..., вечер провели у Ворониных, на другой день по настоятельному требованию Путилова были на именинном вечере у Макаровых, вчера обедали у Ворониных, нынче почти обязаны обедать у Путиловых". [5, л. 7]
В письме из Самары от 1 февраля Эдельсон вновь пишет о гостеприимстве этих семейств: "Мы в Самаре закрутились совершенно. Каждый почти день обедаем у Путиловых или Ворониных и бываем только дома, чтобы уснуть или написать в Москву письма". [6, л. б]
Значительную часть времени в Самаре Островский и Эдельсон проводили в семье Ворониных. Дочь самарского чиновника, Надежда Захаровна Воронина, была близкой приятельницей Е. А. Хардиной. В 1847 году они жили вместе в Москве. Там с ними и познакомился Е. Н. Эдельсон. Он встречался и переписывался с подругами. Вероятно, уже в Москве был знаком с Н. З. Ворониной через Эдельсона и А. Н. Островский. Естественно, Эдельсон и Островский в Самаре первый визит нанесли Ворониным.
Семья Ворониных состояла из восьмидесятилетнего отца Захара Васильевича, коллежского асессора, старого чиновника, отмеченного знаком "XX лет беспорочной службы", с 1845 года находившегося на пенсии; матери Федосьи Владимировны; сына Николая, в свое время обучавшегося в Казанской гимназии, а с января 1849 года - коллежского регистратора, непременного заседателя самарского земского суда; четырех дочерей - Евгении, Надежды, Веры и Софьи. Захар Васильевич дал детям неплохое образование, они обучались в Самаре, Казани, Москве. Сестры Воронины проявляли интерес к литературному творчеству. Евгения пробовала силы в эпистолярном жанре, в 1833 году написала интересные письма из Оренбурга в Самару, в которые поместила собранные ею свидетельства о пребывании А. С. Пушкина в Оренбурге; письма были опубликованы в 1899 и 1902 годах. Надежда сочиняла стихи, распространявшиеся среди родных и знакомых. Вера стала впоследствии писательницей, ее произведения печатались в 1866-1910 годах в столичных журналах "Искра", "Отечественные записки", "Русское обозрение", "Исторический вестник" и переиздавались в до- и послереволюционное время.
Еще до приезда Островского и Эдельсона в Самару Е. А. Хардина письменно рекомендовала молодых людей Федосье Владимировне. Последняя встретила Островского и Эдельсона с большим радушием, приглашала их обедать, проводить вечера.
(1823-1882) был одногодком Островского, имел тот же чин и так же, как и драматург, служил в суде. Эти обстоятельства способствовали их сближению. При отъезде Островского и Эдельсона в Москву, Н. З. Воронин проводил их за Волгу до первой почтовой станции в селе Рождествено, как это было принято тогда в Самаре в отношении добрых знакомых.
С сестрами Ворониными - Евгенией (р. 1810 или 1811 года), Надеждой (р. 1819 года), Верой (р. 1827 года) - Островский и Эдельсон проводили много времени, свободного от дел, в литературных спорах, танцах, музицировании; Александр Николаевич охотно исполнял романсы, а аккомпанировала ему Вера Захаровна. Особенно была взволнована приездом Островского и Эдельсона Надежда Воронина. Эдельсон писал в письме: "Надежда Захаровна ничего не ест с тех пор, как мы приехали". [6, л. 6]
Островский и Эдельсон были в восторге от семьи Ворониных. Эдельсон писал: "Что это за прекрасная семья. Александр Николаевич влюблен во всех поголовно, начиная с матери". [6, л. 6]
Связи А. Н. Островского с семьей Ворониных продолжались и после отъезда драматурга из Самары. Вернувшись в Москву, Александр Николаевич послал Н. З. Воронину письмо, в котором благодарил за гостеприимство. Находившийся в Самаре, в мае 1849 года, М. Н. Островский от имени брата вновь передал Ворониным слова признательности. Известно, что Н. З. Воронина поддерживала с А. Н. Островским связь через Е. А. Хардину - Эдельсон, а, может быть, и сама писала ему. Во всяком случае, в 1852 году именно Н. З. Ворониной А. Н. Островский послал в Самару только что изданную "Бедную невесту" с дарственной надписью: "Надежде Захаровне Ворониной от виновного, но способного к исправлению автора". [14, с. 520]
Впоследствии с Островским в Москве, встречалась Софья Захаровна Воронина (1836-1874), ставшая в 1853 году женой поэта и критика Б. Н. Алмазова (1827-1876), входившего в 1850-х - начале 60-х годов в круг близких друзей драматурга.
Культурная значимость семьи Ворониных отмечается и тем фактом, что с Ворониными подружилась в 1850-1853 годах Л. П. Шелгунова (1832-1901), впоследствии переводчица и мемуаристка, приехавшая в 1850 году в Самару с мужем Н. В. Шелгуновым (1824-1891), служившим в этом городе штабс-капитаном по лесному ведомству (в будущем - видный революционный демократ, публицист). Шелгуновы летом 1851 или 1852 года предприняли вместе с Верой Ворониной поездку в Новоузенск (ныне Саратовская область) к ее брату Николаю, служившему там уездным судьею. [12, т. 2, с. 55]
Другой семьей, с которой Островский много общался в Самаре, была семья Путиловых. В Самаре и уезде жили два богатых помещика братья Путиловы - Аристарх и Дмитрий Азарьевичи. Оба пользовались в губернии большой известностью: Аристарх Путилов (1794-1856) - отставной штабс-капитан, самарский уездный предводитель дворянства; Дмитрий Путилов (1801-1860), - отставной гвардии поручик, депутат дворянства Самарского уезда. Оба брата имели собственные дома в Самаре, ставшие культурными очагами в городе. А. А. Путилов, имевший большую семью, дал всем детям хорошее образование. Д. А. Путилов собрал богатую библиотеку, печатался в местных и центральных изданиях. По словам И. С. Аксакова, познакомившегося с Д. А. Путиловым в 1848 году, он - человек "умный и чрезвычайно начитанный", "пропасть знает и все следит", "стихом владеет довольно хорошо". [7, с. 385]
А. А. Алябьев написал романс "Не задумывайся, мой друг...". [8, с. 44]
Эдельсон писал, что он и А. Н. Островский "обедали у Путиловых"; это может быть отнесено и к тому и к другому брату, но в большей мере к А. А. Путилову, находившемуся в родстве (свойстве) с Е. А. Хардиной. Он был женат на Елизавете Николаевне Хардиной, родной сестре покойного мужа Е. А. Хардиной.
С А. А. Путиловым Островский и Эдельсон обсуждали условия продажи имения Е. А. Хардиной, считая его "надежнейшим из покупщиков".[5, л. 6]
По-видимому, с Островским сблизился старший сын Путиловых - Александр (р. 1829). Мы считаем, что он фигурирует в воспоминаниях В. З. Ворониной как ее приятель "Сашенька П.", который "так полюбил его (Островского - А. Н.), что сделался чем-то вроде его пажа". [14, с. 518]
"Сашенька П.", - по словам Эдельсона "сынок богатого барина и рвется в гусары". [14, с. 519]
в 1847-1848 годах воспитывался в Казанском университете, но курса наук не кончил и 16 сентября 1849 года вступил в службу в Оренбургский уланский полк.
Интересно проводили вечера Островский и Эдельсон у Путиловых; среди молодежи выделялись старшие дочери Аристарха Азарьевича Анна (р. 1830 г., впоследствии в замужестве Скордули) и (р. 1832 г. в замужестве Реутовская). Вот как о них шутливо писал Эдельсон: "Насчет дочерей Путиловых, очень миленьких институток, мы еще с ним (Островским - А. Н.) не сделали полюбовного раздела. Пока танцуем и любезничаем по очереди". [6, л. 6]
Любопытен отзыв о семье Путиловых Н. В. Шелгунова следующей зимой (1849/1850 года), часто бывавшего у Путиловых: "Мне нравятся дочери Путилова, право, добрые, и вообще все семейство его очень хорошее, особенно сама Путилова". [13, с. 77]
Иван Осипович Макаров, титулярный советник, в 1836-1845 годах помощник управляющего Самарской удельной конторой, в последующие годы - крупный арендатор удельных земель.
Еще о двух семьях, с которыми в Самаре познакомился Островский, узнаем из письма М. Н. Островского к Александру Николаевичу от 29 июня 1849 года. Это - Обуховы и Манжосы. Михаил Николаевич передал брату поклон из Самары от Обуховых. [3, л. 2 об.]
Дворяне Обуховы в Самаре были представлены семьями отставного поручика Д. Е. Обухова (1803-1857) и коллежского секретаря почетного смотрителя уездного училища Б. П. Обухова (1820-1885).
и его жена Любовь Алексеевна, урожденная Нефедьева,
Борис Петрович Обухов с женой Анфисой Семеновной, урожденной прибыли в Самару из Саранска в августе 1848 года и во время пребывания Островского в Самаре практически только обживались в этом городе. Впоследствии Б. П. Обухов стал самарским губернатором (1865-1867), товарищем (заместителем) министра внутренних дел (1868-1869), сенатором, тайным советником.
Д. Е. и Б. П. Обуховы были шестиюродными братьями, находились в дальнем родстве, с которым, однако, в те годы считались. Вероятно, А. Н. Островский бывал в доме Д. Е. Обухова и встречался там с Б. П. Обуховым.
А. Н. Островский познакомился в Самаре с Елизаветой Ивановной Манжос, Минятовой (р. 1826 г.), уфимской помещицей, женой управляющего Самарской удельной конторой статского советника Алексея Ивановича Манжоса и, вероятно, с ним самим. Михаил Николаевич писал брату, что он в Самаре был принят Е. И. Манжос "не так холодно, как ожидал, зная ее, впрочем, по твоим только словам". [3, л. 2 об]
"особенно блистает мадам Манжос", а муж ее - "редкий, превосходный человек, особенно при контрасте с другими удельными управляющими". [3, л. 2]
Н. В. Шелгунов, хорошо знавший Манжоса по службе в Самаре, относил его к "новым людям", отмечал его "какую-то легендарную, идеальную добросовестность" [12, т. 1, с. 70] и в то же время чиновное тщеславие.
Весело проводили время молодые москвичи в Самаре. Эдельсон шутливо писал Хардиной 1 февраля: "Я пустился в танцы, любезности и во все тяжкие. Александру Николаевичу ко всему этому не привыкать стать" .[6, л. б]
Однако, Островский в Самаре не только отдыхал, он у Ворониных и в других домах несколько раз читал "Банкрота".
Самара была тогда уже преимущественно купеческим городом. В. З. Воронина писала о своей семье: "... Мы хорошо знали купеческий быт". [14, с. 515] Она же указывает, что Островский читал свою комедию "самой разнохарактерной публике". [14, с. 517] Думается, среди нее были и купцы, мнение которых о "Банкроте" было важно узнать автору пьесы.
"Островский развернул рукопись, пригладил ее рукой, поправил правые уголки листиков, чтобы легче было перевертывать, прочитал действующие лица, с небольшими комментариями, и начал читать своего "Банкрота"...
Читал он превосходно... Окончив первый акт, он медленно поднял глаза, слегка взглянул на всех и даже без словесных похвал, которые поднялись вокруг него, увидел, что совершенно покорил своих слушателей". [14, с. 517]
Чтения А. Н. Островским "Банкрота" самарской публике прошли с большим успехом. Слушателям запомнились персонажи пьесы. Об Аграфене Кондратьевне и Самсоне Силыче упоминала Н. З. Воронина в письме к Е. А. Хардиной от 31 марта 1849 года из Самары в Москву.[4, л. 1 об]. К сожалению, имена слушателей самарских чтений Островского, за исключением Эдельсона, Ворониных и вероятно, Александра Путилова, неизвестны.
Где останавливался Островский в Самаре, пока не выяснено. Некоторые авторы (К. А. Селиванов, А. И. Ревякин, В. А. Бочкарев) считали, что в Самаре жили родители Эдельсона, и Островский и Эдельсон останавливались у них. В действительности же дома Эдельсонов в Самаре не было; отец Евгения Николаевича - Николай Иванович (ум. в 1852 г.) - жил в конце 1840-х - начале 1850-х годов в Москве и Подмосковье. Е. Н. Эдельсон посылал ему из Самары записки вместе с письмами в Москву к Е. А. Хардиной. [6, л. 3. об., 6. об]
Позднее (в конце XIX - начале XX века) в Самаре на квартире жил и умер в 1913 году сын Е. Н. и Е. А. Эдельсонов, владелец имения Ждановка под Самарой. Дома Ворониных и Путиловых, в которых часто бывал А. Н. Островский, не сохранились. "Банкрота" Островский, стоял в лучшей тогда части Самары, на северо-восточном углу улиц Казанской и Пробойной-Воскресенской (ныне А. Толстого и Пионерской) фасадом на Казанскую. Это был небольшой деревянный дом на шесть комнат с мезонином. [1, л. 181 об.] Из окон открывался великолепный вид на Волгу. Дом принадлежал Ворониным до 1859 года, а просуществовал (правда, в несколько перестроенном виде) до начала 1900-х годов, когда был снесен, в связи с постройкой дома купца В. М. Сурошникова (в настоящее время в этом здании размещается управление военным факультетом при медицинском университете, ул. А. Толстого, 41).
Дом А. А Путилова, в котором бывал А. Н. Островский, стоял на юго-западном углу улиц Казанской и Пробойной-Воскресенской, наискосок от дома Ворониных. Этот деревянный дом сгорел в 1850 году, и на его месте А. А. Путилов выстроил большой каменный, который продал в 1853 году самарскому дворянству для Дворянского собрания [2, л. 1,23] (ныне жилой дом, ул. А. Толстого, 50).
Сколько дней находился А. Н. Островский в Самаре? Выше говорилось, что Эдельсон и Островский прибыли в Самару 25 января, а вернулись в Москву 18 февраля. Поездка из Самары в Москву по почтовой дороге занимала около недели. Таким образом, Островский пробыл в Самаре с 25 января примерно до 11 февраля 1849 года, или около 18 дней. Островский вернулся на службу из отпуска с двухнедельным опозданием. Для оправдания задержки Островский привез полученное в Самаре медицинское свидетельство о том, что он болел в Самаре пневмонией. Это свидетельство выдал уездный врач а удостоверил своей подписью непременный заседатель самарского земского суда Н. З. Воронин". [11, с. 9] В Москве причина задержки была признана уважительной.
Поездка в Сызрань и Самару 1849 года заняла свое место в жизни и творчестве А. Н. Островского.
Она была первой зимней поездкой и к тому времени самой дальней-2112 верст в оба конца. Драматург проехал через десятки почтовых станций, городов и сел, встречался в пути с разными людьми.
Самара и Сызрань стали первыми уездными городами, в которых А. Н. Островский был не проездом, а прожил несколько недель, наблюдая уездный быт чиновников, помещиков, купцов, героев своих будущих пьес.
"Банкрот" ("Свои люди - сочтемся") в Самаре были, судя по всему, вообще первыми публичными чтениями знаменитой комедии. [10, с. 100] Успех этих чтений укрепил у Островского уверенность в своем таланте драматурга.
А. И. Носков.
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИСТОЧНИКИ
Там же. Ф. 155. 0 п. 1. Д. 1231.
Государственный театральный музей им. А. А. Бахрушина - отдел рукописей. Ф. 200. Д. 1427. №20576.
Российская Национальная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина - отдел рукописей Ф. 1123. Д. 46.
Там же. Д. 64.
Аксаков И. С. Письма к родным. М., 1988.
Алябьев А. А. Романсы и песни. Полное собр. Т. 4. М., 1977.
Григорьев А. А. Материалы для биографии. Пг. 1917.
Лакшин В. Я. Александр Николаевич Островский. М. 1982.
Шелгунов Н. В., Шелгунова Л. П., Михайлов М. Л. Воспоминания. В 2 т. т. М., 1967.
Мир Божий. 1898. № 12.
Русское обозрение. 1896. №8.