14. Влияние реформ шестидесятых годов на творчество Островского
Типы интеллигенции
Великое просветительское и преобразовательное движение мало отразилось на литературной деятельности Островского. В этом отношении он стоит рядом с другим современным первостепенным художником - с Писемским. Автор "Горькой судьбины" и многочисленных произведений из народной жизни, занимающих первые места в русской народнической литературе, не обнаружил горячей отзывчивости на самый жгучий вопрос времени - освобождение крестьян. Правда, смысл драмы красноречиво доказывал всю тлетворность векового недуга, но такой вывод получался, так сказать, без ведома автора. Писемский не помышлял исцелить недуг решительным средством - отменой крепостного права, он удовлетворился бы добрыми помещиками и благоразумной властью господ над подданными.
Островский, более доступный новым идейным веяниям, несомненно, был более восприимчив по отношению к величайшей правительственной реформе. Но и в его художественных созданиях она нашла сравнительно слабое отражение. Только в одной пьесе - Воспитанница - поставлен вопрос о помещиках-крепостниках, и то в неопределенной и крайне сдержанной форме. Героиня-крепостница - с нерусской внешностью и с полуазиатской фамилией - могла произвести на публику впечатление исключительного явления. А потом - ее власть создает несчастных только среди "воспитанниц", в ее особом придворном штате,- о положении ее крестьян мы ничего не слышим. Любопытнейшим порождением крепостных порядков является Потапыч, прирожденный раб, усвоивший чисто религиозный взгляд на господскую волю: "Я должен потрафлять во всем, потому я должен раболепствовать" - этот долг оправдывает в его глазах все его действия и все отношения с людьми. Даже на вопрос Нади-воспитанницы, не убил ли бы он ее, если бы ему приказали, Потапыч отвечает: "Уж это не наше дело, мы этого рассуждать не можем".
"Старая барыня" и одной породы с бурмистром из "Горькой судьбины".
Разумеется, подобные "нравственные" явления рядом с бессмысленным страданием "воспитанниц" рисовали в должном свете крепостнический мир, но не вообще, а в частности - под властью Уланбековых. Делая эту оговорку, мы должны вспомнить о судьбе даже такой скромной пьесы: Воспитанница встретила цензурный гнев, и, может быть, это обстоятельство и помешало Островскому пристальнее заняться темным царством отечественного крепостничества.
После реформ народились новые деятели, открылись новые пути для практических талантов. Судьба помещиков круто изменилась. С одной стороны, в их среде обозначились благородные бездельники, успевшие прожить наследственное, неспособные нажить своего и совершенно беспомощные без чужого дарового труда. С другой стороны, вырос новый тип дельца - темного, во всяком случае скромного происхождения, но с большим запасом житейского опыта, энергии и сметливости.
При совместном развитии этих новых пород людей естественно возникали новые драматические и комические столкновения, отчасти похожие на дореформенные истории темного царства.
И теперь также на одной стороне было "благородство", а на другой - "капитал"; но с одной весьма существенной разницей. Благородство разорившихся дворян только и ограничивалось "породой", родословным древом. О принципах, идеальных задачах не могло быть и речи перед лицом страшной дилеммы: или отказаться от прирожденных "благородных вкусов" и взяться за черную работу, или войти в сделку с обладателями капитала, покориться им как мужьям, зятьям, вообще родственникам и в то же время - как победоносным представителям новых воззрений на личное благородство, личный труд и ум.
"титулованной родней" - Телятев, Кучумов, Чебоксарова с дочерью. Все они с самыми внушительными "традициями" и самым жалким настоящим. Кавалеры открыто паразитируют на купцах, дамы только и мечтают свой дворянский герб пристроить к хорошей коммерческой фирме. На противоположной стороне - человек ума, таланта и дела. Он даже по-русски объясняется не вполне литературно, но исполнен силы и энергии, что особенно явно рядом с выродившимся и обедневшим дворянством; как сторонник активной личной деятельности и демократического труда, он является представителем будущего общественного и экономического строя.
Не может быть и вопроса, кто должен остаться победителем: господам с тонкими вкусами и духовной немощью приходится окончательно отойти в сторону или примкнуть к "деловым людям".
В течение семидесятых годов Островский все пристальнее сосредоточивает свое писательское внимание на представителях просвещенного русского общества всех слоев.
Разнообразие типов, воспроизведенных драматургом в течение десяти лет, поразительно: целая историческая и до сих пор не полинявшая галерея!
На следующий год после Бешеных денег появляется одна из популярнейших пьес Островского - Лес. Два главных героя - комик и трагик - навсегда останутся классическими фигурами в русском репертуаре. Вообще, глубокое знание актерской жизни и психологии - такое же блестящее достоинство таланта Островского, как и открытие темного царства. И драматург, видимо, с любовью обращался к этой области, посвятил исключительно ей две пьесы - Без вины виноватые и Таланты и поклонники. Он сумел и здесь сохранить полное беспристрастие и полноту художественного воссоздания жизни. На двадцатипятилетнем юбилее Островский говорил о своей неизменной любви к русским артистам наравне с любовью к русскому театру, и приветствие и венок с их стороны он считал для себя высокой честью. И речь писателя была искренней,- но уважение к истинным художникам сцены не помешало ему разглядеть и ярко отобразить многочисленные тени закулисного мира.
несомненно, благороден,- но было бы несравненно целесообразнее и для самого героя, и для покровительствуемых им лиц, если бы его искренние чувства поменьше украшались лицедейством и всякими другими театральными жестами. Также хороший, вероятно, и как человек трагик в пьесе Таланты и поклонники,- но весь героизм его заключается в непомерном истреблении крепких напитков за чужой счет.
"благородными" личностями Счастливцев, Робинзон, Шмага - откровенные прихлебатели и плуты. Что касается женских артистических персонажей - среди них драматургу, к сожалению, удалось найти еще меньше героинь. Самая доблестная, несомненно, Кручинина,- но зато она и вызывает против себя повальную ненависть среди сподвижников по сцене, которые даже дают друг другу "благородное, самое благородное" слово, замышляя подлую интригу против "институтки" и "отшельницы". В другой пьесе артистка Негина - тоже из добродетельных, но падких на соблазны,- очень определенно объясняет этот порок. Она оправдывает свою слабость тем, что не может оставаться добродетельной, то есть честной женщиной: на сцене это значило бы явиться "героиней", то есть - поясняет Негина - "укором для других".
Рядом с миром актеров - длинный ряд более простых интеллигентных лиц. Их удобно разделить на две группы: вполне меткие наименования дает одна из пьес Островского - Волки и овцы (1875). Взаимным нравственным и житейским отношениям этих двух человеческих пород посвящены почти все пьесы семидесятых годов: Поздняя любовь (1874), Трудовой хлеб (1874), Богатые невесты (1876), Бесприданница (1879), отчасти - Последняя жертва (1878). Самая талантливая из этих пьес, несомненно, - Волки и овцы, и именно она - наравне с Лесом и Грозой - появляется чаще всего на русских столичных и провинциальных сценах.
Действующие лица здесь особенно любопытны: они показывают, какие разнообразные натуры породило наше крепостное право - с волчьей и овечьей психологией. В первом ряду "волков" красуется Миропа Мурзавецкая - ханжа и деспотка. Ее плоть и кровь пропитаны крепостническими инстинктами. Она ни во что не ценит чужую личность, особенно мужицкую, свободный чужой труд продолжает считать чуть ли не барщиной, к суду и властям относится по-старому, то есть всецело полагаясь на взятку, мошенничество - тайное и явное насилие над "овцами". Но Мурзавецкая - русский "волк" - дворянка, то есть с большой примесью малодушия и даже простодушия. У этого "волка" невыдержанная политика и тщедушная душа. Он смел и самоуверен до первого столкновения с человеком более ловким и сильным. Он все время дрожит при мысли быть пойманным с поличным, и когда это несчастье обрушивается на него - волк мгновенно превращается в зайца.
Эта психология очень тонко воссоздана автором. Сцена Мурзавецкой с Беркутовым - умницей и законником- одна из самых блестящих по художественному и реальному слиянию трагизма с комизмом. Мурзавецкая при первом же намеке на незаконность ее действий начинает проговариваться, минуту спустя во всем сознается и умоляет Беркутова спасти ее: "Батюшка, не погуби!"
"ничем, батюшка", "уж не упомню, батюшка" - все это подлинные страдания заячьей души. А фраза насчет окружного суда - верх совершенства: "Боюсь я, голубчик, окружного суда; страсть как боюсь!.." Правдивее не могла высказаться дореформенная оторопь русской помещицы.
Среди "овец" самая привлекательная и породистая - богатый барин Лыняев. В его природе таится нечто Обломовское, но он не байбак, он даже деятель и с благородным направлением. Но в нем много пассивности, безотчетного добродушия, отчасти барской лени и неохоты всегда и во всем проявлять свою личность. И, разумеется, он целиком попадает в лапы красивого "волка" - девицы, берущей на себя обязанность думать и решать за свою жертву.
"овцы" далеко не всегда находят таких искусных и в то же время благородных защитников, как Беркутов. Человеческая наивность и склонность к искренним бескорыстным чувствам - удобный материал для эгоистов и стяжателей. Требуются большие усилия, чтобы "овце" спастись от волчьих зубов - все равно мужчина или женщина обладает этими зубами.